Божья человечность

В данном случае грех не определён и не оставлен, - поведение не изменилось до сих пор. Как Оза был поражён (2Цар.6) потому, что в начале путешествия ковчег не нужно было ставить на волов, так и данная церковь не получает столь просимой ею силы Святого Духа потому, что в 1888 году истина о свободе от греха была не принята большинством. Адвентисты мне часто говорили: "Мы верим, что Бог силен преобразить греховную природу и это отражено в пунктах нашего вероучения". Что мне ваши пункты, если они остаются теорией? Смешение веры в Христа с верой в силу природы является по большому счёту обычным идолопоклонством, язычеством. Да, говорят, что человек приобретает святость посредством соблюдения заповедей, но параллельно говорят о том, что святости человек не достигнет до Пришествия. Выходит тёмное платье, сшитое белыми нитками. Да и вера сама подрывается верой в совершенство закона. Как будто десяти заповедей (ну, или тысячу заповедей) достаточно, чтобы описать все возможные ситуации. Я уже показывал идолопоклоннический характер законничества. Всё это значит, что непринятие истины о праведности человека верой во Христа является признаком скрытого идолопоклонства. Фактически, данная церковь ничем не отличается от женщины, которая прелюбодействует. Да и в других деноминациях не лучше.

Верующий обыватель почему-то уверен, что Бог преобразит его природу в ответ на его заслуги, на направленность жизни, на мотивы, на то доброе, чего он достиг. Но это иллюзия, так как Богу нужно всё сердце: Он не будет делить его с чем-либо или с кем-либо. Проблема не в прошлом: проблема в том, что грех прошлого был проявлением больной привязанности, которая существует в настоящем. "Грех должен быть определён" означает не просто сказать: "это неудача", или: "это факт, но мы продолжаем жить", а увидеть определённое состояние духа, изменив его с Божьей помощью, а также покрыв его последствия.

Правда о свободе. Человек - не камень. Противоположное могут говорить только идолопоклонники. Всё дело в том, что обывателю нужен театр, а не реальное царство Божье. Он не хочет меняться, и та жизнь, которую он ведёт, ему мила. Поэтому те единичные случаи, которые не вписываются в его картину, он отвергает. Ему нужна не религия, а наука, так как ему нужны гарантии, нужно исчисляемое, описываемое, конечное, а не бесконечное и воздушное. Он мелок мыслями и душой, поэтому всё безграничное, глубокое ему, на самом деле, противно. Нет, так он не скажет: его характер для этого так же мелок, как и душа. Но пустить мыслишку, слух, которые подхватят подобные ему, даже соврать или замарать руки другим каким способом он может: чтобы устранить раздражитель, чтобы убрать фактор, угрожающий изменить его статус кво. По большому счёту, он и есть камень, и камнем должна быть его жизнь: привычной, размеренной, без каких-либо вихрей и землетрясений. Именно о нём написано, что барс не может изменить свои пятна. Поэтому всякий другой стиль жизни он объявляет идеализмом. Не тем идеализмом, который подчиняет человека бесплотному и бездушному идеалу, а так: пустой бесплодной инфантильной мечтательностью, которая "жизни не видела", и якобы не пере-