Воля Божья о человеке

другие, не давая им ни места, ни возможности. С элитарностью дело обстоит точно так же, как и с богатством: роль человека, его ценность и значение определяются если не теми вещами, которые он унаследовал или приобрёл, то теми духовными качествами, которые унаследовал или приобрёл. Хотя и не ими одними: определяющей силой, конечной инстанцией здесь выступает произвол Божества: бесцельное, беспричинное, безответное, т.е. случайное избрание. Тогда как, на самом деле, это антропоморфизм: перенесение на Божество рабства у сил природы, у случайного, у стихийного, у по-дурному субъективного. То есть утончённое, замаскированное идолопоклонство. Есть класс людей, от которого большинство ожидает небесной правды и Божьих милости и человечности. Так вот рабское мление перед силой тех, на кого все взирают, ожидая ответов на свои вопросы, мешает открыть правду о характере Бога и сущности сотворённого мира, - правду о зле и его источнике. Наделение кого бы то ни было, Бога или человека, той силой и властью, которых он не имеет, - все эти фантазии, подаваемые как непреложные истины, мешают не просто личной праведности на уровне отношений между людьми, как я только что говорил, но мешают отношениям человека с Богом. Ибо Бог, от которого зависит и судьба, и характер, и вся жизнь человека, - Великий Кукольник, а не Бог.

Теодицея и несотворённая Богом свобода. Главный вопрос человеческого существования в этом мире - даже не вопрос о смысле этого существования, или о доступности святости, или о возможности подлинного творчества и вечной жизни. Главный вопрос - это вопрос сосуществования Всеблагого и бесконечно Злого, райского Добра и адского Зла, т.е. о том, как Бог со всей Его мощью, силой, добротой и бессмертием может существовать наряду с утопающим в грехах и страданиях миром. Обычный человек оторван от подлинного бытия и жизни, он вращается во вторичной сфере, призрачном мире: подлинные святость, совершенство и творчество для него невозможны в силу его нездоровой привязанности к множеству идолов, прелестей, объектов, вызывающих в нём сладострастие. Но кроме страданий по собственной вине, он либо терпит страдания невинные по вине других, либо наблюдает невинные, несправедливые страдания своих ближних, и это становится ещё большим камнем преткновения на его пути к Богу. Когда же воля его разворачивается, то прежде, чем уяснить законы святости и совершенства, прежде чем начать творить, он познаёт то слово, без которого невозможно дело. Он познаёт ту правду, которая примиряет его с Богом во Христе, которая отвечает на его вопрошание о бессмысленных и невинных страданиях человеческой природы, о сосуществовании злого мира и всеблагого Бога. Это правда о страдающем, человечном, добровольно ограничивающем себя Боге, а также правда о той свободе внутри и вне Его, из которой Он сотворил всё, но на которую не распространяется Его всемогущество.

Кальвинизм, вера в Божье предопределение, и атеизм, непринятие веры, неразрывно связаны с традиционным представлением большинства верующих о безграничности Божьих силы и власти. Традиционная теология или вера порождает атеизм, потому что она утверждает, будто бы в